Пострадавший за Христа священник Вениамин Николаевич Ляпидовский родился 9 октября 1888 года в селе Болдаево Ядринского уезда Казанской епархии (ныне Чувашская Митрополия, Чебоксарская и Чувашская епархия Республики Чувашия). Его родители — Николай Александрович и Ольга Константиновна Ляпидовские. Отец Вениамина Николаевича, Николай Александрович, служил псаломщиком церкви села Болдаево. В семье было еще пятеро детей. Дед Вениамина Николаевича, священник Александр Ляпидовский, служил в Богоявленской церкви села Морки Царевококшайского уезда Казанской губернии (ныне Марийская Митрополия Республики Марий Эл).

Храм села Болдаево, около которого прошло детство Вениамина Николаевича, был трехпрестольным. Главный престол холодного храма был освящен во имя Казанской иконы Божией Матери, а в теплом храме имелось два придела: правый — в честь святителей Гурия и Варсонофия Казанских, левый — в честь Рождества Христова.

После окончания сельской приходской школы Вениамин Николаевич поступил в Чебоксарское Духовное училище, а в 1904 году — в Казанскую Духовную Семинарию на полуказенное содержание. В 1907 году, по причине тяжелого материального положения семьи, отец Вениамина Николаевича подал прошение ректору Семинарии о полном казенном содержании.

«Его Высокопреподобию о. Ректору Казанской Духовной Семинарии Архимандриту Михаилу
Псаломщика села Болдаево, Ядринского уезда, Николая Ляпидовского.

Не имея совершенно никакой возможности обучать на своем содержании во вверенной Вашему Высокопреподобию Семинарии сына своего Вениамина, покорнейше прошу Ваше Высокопреподобие принять его на казенное содержание. К сему прошению прилагаю удостоверение о моем семейном и имущественном состоянии, выданное мне о. Благочинным 1-го округа Ядринского уезда.

Псаломщик с. Болдаево, Ядринского уезда, Николай Ляпидовский. 1907 Августа 20 дня».

По удостоверению благочинного 1-го округа Ядринского уезда, выданному псаломщику села Болдаево того же уезда Николаю Ляпидовскому о его семейном и имущественном состоянии на основании клировой ведомости, в следующем:

«Псаломщик Николай Ляпидовский, 55 лет, получает на содержание себя и своего семейства казённое жалование, доход от требоисправлений, крестных ходов и земли всего сто двадцать один (121) рубль в год. Содержит семью, состоящую из семи человек, из коих трое обучаются: Иринарх, 20 лет, — в Казанской ветеринарной фельдшерской школе На содержании отца: Вениамин, 18 лет, — в Казанской Духовной Семинарии на полуказённом содержании; Михаил, 14 лет, — в Чебоксарском Духовном Училище на полуказённом содержании; Александра, 11 лет, живёт дома; Арсений, 22 лет, — в текущем учебном году».

Несмотря на частые болезни, Вениамин Николаевич окончил полный пятилетний курс Семинарии по второму разряду (хорошо, очень хорошо). Наибольшие успехи показал по библейской истории, нравственному и обличительному богословию, логике, начальным основаниям истории и философии. За время обучения поведение было отличным. В 1910 году был официально уволен в дом отца в с. Болдаево.

Некоторое время он провёл в болезни. Сочетался браком с Людмилой Михайловной. Согласно требованиям о выпускниках семинарий, с 1 октября 1910 года по 1 мая 1912 года Вениамин Николаевич работал учителем в Мово-Чурашевской земской школе Ядринского уезда.

В возрасте 24 лет, 27 мая 1912 года, был рукоположен в сан священника и назначен к церкви села Большого Сундыря Ядринского уезда Казанской епархии. С 12 декабря того же года занимал должность законоучителя и заведующего Б-Сундырского двухклассного церковно-приходского училища (в настоящее время Чувашская митрополия, Чувашская и Чебоксарская епархия Чувашской Республики).

27 января 1915 года отец Вениамин переведён к Александро-Невской церкви завода села Верхняя Шурма Вятской губернии. Где продолжил свою учительскую деятельность. С 15 сентября того же года состоял заведующим и законоучителем Чекальской церковно-приходской школы. 1 октября назyачен законоучителем Апазской земской школы и законоучителем Ивановской земской школы. После семи лет служения в храме села Шурма отец Вениамин в 1922 году получил назначение в церковь Рождества Пресвятой Богородицы села Большой Рой. В 1927 году, в связи с образованием Малмыжского Викариатства, с 1928 года приход церкви села Большой Рой отошёл к Малмыжскому уезду.

В 1927 году, в связи с выходом декларации митрополита Сергия Страгородского (будущего Патриарха), некоторые тезисы декларации были не приняты многими видными иерархами, священниками и мирянами. Разногласия послужили причиной разделений, некоторые из них впоследствии стали расколами. Так, священноисповедник Виктор Островидов, первый епископ Уржумской Епархии, имевший высокий авторитет среди вятского духовенства как ревностный обличитель обновленческого раскола, после выхода декларации отделился от митрополита Сергия, впрочем, сохраняя подчинение находящемуся в заключении митрополиту Петру Полянскому, которого митрополит Сергий замещал. Эти разделения, провоцируемые и поддерживаемые шестым секретным отделом ОГПУ и его агентами на местах коснулись самых отдаленных епархий, приходов. Чем дальше находились приходские священники от центра церковного управления, тем им было сложнее ориентироваться в церковной административной жизни. События происходили быстро, а решения Синодальных и епархиальных указов приходили не скоро, а некоторые и вовсе не доходили. Более того, ходили среди духовенства ложные указы, якобы от Вятского епархиального управления, о поминании епископа Виктора как правящего Вятского архиерея. Получив такой указ, отец Вениамин с вопросом обратился к своему духовнику, настоятелю Свято-Духовской церкви села Русский Турек, протоиерею Георгию Тарабукину. Но и сам духовник не знал, как правильно поступать. Информации из Епархиального управления не было. В отчете в Вятский временный Епархиальный отдел от 18 мая 1928 года протоиерей Уржумского Воскресенского собора Алексей Бенедиктов описывает ситуацию в своем благочинии так:

«В Вятский вр. Епархиальный совет церквей Патриаршей ориентации.

Сим считаю долгом довести до сведения Епархиального Совета, что формула поминовения в Казанско-Богородицкой церкви г. Уржума со всенощной на Николин день претерпела еще некоторое изменение, а именно: о. Шишов теперь поминает только митрополита Петра, еп. Виктора и еп. Авраамия. Мне кажется, что, перестав поминать и Архиеп. Павла, о. Шишов окончательно порывает с истинной церковью и открыто встает в ряды викторианцев. Впрочем, сам судить об этом не решаюсь и жду по сему указаний Епархиального Совета во главе с Вашим Архипастырством. Вчера был в соседнем Русском Туреке (от Уржума 17 верст), где священствует уже более 25 лет протоиерей Георгий Тарабукин, окончивший Духовную Семинарию, человек умный, осторожный и довольно начитанный. Он поминает всех, кончая еписк. Виктором (т.е. митрополита Петра, митрополита Сергия, архиепископа Павла Борисовского, епископа Авраамия Дернова и епископа Виктора Островидова). Я у него ночевал, имел с ним и его диаконом длинную беседу, познакомил его со всеми документами, привезенными мною из Вятки, и вынес такое впечатление, что если в Уржумском уезде викторианству суждено будет иметь успех, то о. Тарабукин будет в его рядах. Думаю, что активным викторианцем, как о. Шишов, на первых порах, по крайней мере, он не будет. От одного псаломщика слышал, что в селах Лопьял и Ангелаш, принадлежащих благочинию о. Шишова, формула поминовения православная. От о. Тарабукина я слышал еще, что он сам читал бумажку за печатью Епрах. Совета с предложением молиться за епископа Виктора. Передать содержимое этой бумажки он мне не мог, но познакомил с этой бумажкой священник села Больше-Ройское, о. Вениамин Ляпидовский, человек благочестивый, с семинарским образованием, но во взглядах узок, с некоторой дозой фанатизма и благоговеющий перед е. Виктором. Я уже от третьего священника слышал, что была такая бумажка, - нет ли тут какого подлога? От священника села Б. Архангельского, что там один из влиятельных прихожан, человек умный, благочестивый и очень в духовном начитанный, начинает сеять семена викторианства. То же происходит и в селе Пустоль. Нечто в этом роде и в Рождественском».

Суждено ли этим семенам заглохнуть или прорасти, покажет будущее. А пока, кроме Казанской церкви, все благополучно. Южная часть бывшего Уржумского уезда, а именно села Две Шурмы, Актыгоновое, Михайловское, Решетниковское, Больше-Ройское, в территориальном отношении отошли к Малмыжскому уезду, а куда они принадлежат в церковном отношении, я не знаю.

В судьбе отца Вениамина отразилась трагическое разделение духовенства Русской Православной Церкви. В 1929 году как последователи священноисповедника Виктора Островидова 8 ноября 1929 года он и протоиерей Георгий Тарабукин были запрещены в служении управляющим Малмыжской Епархией священномучеником Алексием Орловым. «За упороное нежелание оставить викторианство». Но во время запрещения они продолжили служить поминая священномученика Петра митрополита Крутицкого и священномученика Архиепископа Гдовского Димитрия Любимова, после ареста священноисповедника Виктора окормляли приходы Вятки непоминающие митрополита Сергия Страгородского.

Большеройский и Русскотурексий приходы на которых служили отец Вениамин и протоиерей Георгий в отчете в Вятское Епархиальное управление были включены в графу "Викторианских", но после вычеркнуты и далее значатся как подчиняющиеся митрополиту Сергию Страгородскому.

В 1930 году в семье отца Вениамина и Людмилы Михайловны было пятеро детей: три сына — старший Владислав, семнадцати лет, средний Михаил, двухлетний Алексей — и две дочери: София, одиннадцати лет, и пятилетняя Мария. Отец Вениамин, как священник, также был обложен хлебным налогом , так же ежемесячно выплачивал налог.

С августа 1929 года по январь 1930 год многие церкви в Малмыжского викариатства были закрыты за не выплату неподъемных налогов. Духовенство, причты, Приходские Советы соседних с Большим Роем Приходов села Аджим и Дерюшево было арестовано. Два диакона сел Шурмы и Аджим, отказались от служения в церкви, многие священники отказывались от служения, а некоторые и от духовного сана. Несмотря на начавшие аресты и малодушие некоторый клириков, налоги и притеснения от антирелигиозной власти отец Вениамин продолжал служить Богу.

Вскоре начались аресты и в Уржумском районе. В конце января 1930 г. были арестованы отец Вениамин Ляпидовский; протоиерей Георгий Тарабукин, священник села Русский Турек, отстоящего от Большого Роя на 25 километров; и бывший стражник царской полиции Глазырин Петр Михайлович, житель деревни Танабаево, находящейся от Большого Роя на 15 километров.

Священник Вениамин Ляпидовский был арестован по доносу. В котором указывалось, что некая монахиня приезжала из Киево-Печерской Лавры и привезла отцу Вениамину книгу «Тайна смоленских мудрецов» или «Близ есть при дверях», которую будто бы священник использовал для антисоветской агитации. Также одна из прихожанок показала: «Не помню, в каком году, два или три года тому назад, действительно я получила от священника Ляпидовского в церкви книгу «Часослов» поучить молитвы и для чтения часов в храме. Священник Вениамин ко мне не заходит и, кроме служб, в доме у меня не бывал. Кроме этих книг священник мне никаких не давал».

30 января 1930 г. на основании того, что отец Вениамин подозревался в агитации и хранении антисоветской литературы, у него дома был произведен обыск. С требованием выдать антисоветские книги, в частности под заглавием «Близ есть при дверях» и «Се гряду скоро…». Несмотря на то, что, согласно протоколу обыска, «литературы, направленной в сторону антисоветской деятельности, не выявлено», священник был арестован и заключен в Уржумский ИТД.

На следующий день после ареста был произведен допрос, в протоколе которого написано:

«Допрашиваемый, подозреваемый в к.н.р., гр. Ляпидовский Вениамин Николаевич, 41 г., грамотный, б/п, священник Казанской губ., Ядринского у., село Болдвино, такой же волости. Адрес: с. Большой Рой, Шурминского р-на, показал:

«Книги "Близ есть при дверех" я ни от кого не получал и, следовательно, никому не передавал. "Близ есть при дверех" указано в 13 главе от Марка, на основе которой есть вообще толкование, но у меня лично не было, и я с подобным экземпляром не знаком. У Петра Михайловича Глазырина, помимо исправления богослужебных обрядов, я был пред Рождеством, искал дров купить и ездил по сбору. Где мне было выдано бельё, которое стиралось семейными Петра Михайловича. В последний раз Иван Иванович Калужский у меня был осенью, не ночевал и вообще не ночевал, и последний, после сделанных ему как духовному сыну замечаний, в прошлом году ко мне не заходит и избегает встречи.

В Уржум с Глазыриным И.М. я действительно ездил по болезни жены и себе купить очки. В с. Р. Турек заехали накормить лошадь. К отцу Георгию Тарбукину при поездке без жены, с ямщиком Глазыриным И.М. Жена ездила по болезни лечить зуб в Уржум неоднократно с разными ямщиками. Останавливался в Уржуме у вдовы Поповой около Казанской церкви, а с женой — у Ершова А.С.»

На собрании в октябре месяце в деревне Танабаевой не бывал. Не помню. Фотографическая карточка И. М. Глазырину была как близкому духовному сыну. Тем более что с ним имею материальную связь, как то: использование его лошади по сбору и поездки за плату.

Кроме как приглашённый гость, я у Глазыриных совершенно не бывал. Иногда при требоисправлениях и пивал чай. Как у Глазырина Петра Михайловича, Осипа Михайловича, Ивана Михайловича, а также у других. По делу добавить больше ничего не могу, в чём и подписываюсь. Вениамин Ляпидовский.

Несмотря на то что отец Вениамин не подтвердил предположение получения книги «Близ есть при дверех» и остальные его показания были связаны с бытовой жизнью, агент Шурминского Уголовного стола прямо под протоколом допроса 31 января 1930 г. написал следующее постановление:

Агент Шурминского стола Уголовного розыска Жищев на основании материала расследования установил:

По сведениям 1928 г. в село Большой Рой прибыла неизвестная женщина, которая привезла книгу из Киево-Печерской Лавры священнику Б. Ройской церкви Вениамину Ляпидовскому, который, имея тесную связь с лишенцем, бывшим полицейским стражником Глазыриным Петром Михайловичем, через которого повёл пропаганду среди граждан своего селения 2-го Танабаева на путях к укреплению религиозных убеждений и ослаблению деятельности советского аппарата. Собрания проводились под видом семейных вечеринок, куда входили священник Ляпидовский, проповедник Калужский Иван Иванович и кулак Глазырин Пётр Михайлович, под руководством которых проводилась работа среди тёмной массы деревни Второе Танабаево, а Калужский Иван Иванович их идею выполняет, развёртывая кампанию 1929 г., разносит по окружающим селениям и скрывается неизвестно куда. В целях срыва работы по хлебозаготовкам и другим кампаниям в октябре месяце 1929 года в доме у Глазырина Ивана Ивановича было собрание, собранное в ночь, на котором присутствовали все родственники Глазыриных и прочие граждане, где на основе книги внедрялись присутствующим религиозные убеждения, что в 1933 году будет пришествие антихриста. Собираются для него члены сельсовета деревни Танабаево Глазырин Назар Петрович, сын лишенца Петра Михайловича Глазырина, и второй, Смирнова Ольга Александровна, всецело находятся под влиянием этих убеждений и в результате своей работы хлеб налогами на бедняков, чего не отрицает сама Смирнова, что платила также и сама, но по её лишь личному желанию, а также и другие. Связь с этой плоскости имелась и со священником С-Турекской церкви Тарабукиным. Что свидетельствуют поездки Ляпидовских в г. Уржум с Глазыриным. Связь которых очевидна через имеющуюся фотографию Вениамина Ляпидовского. Она обнаружена при обыске у Глазырина Ивана Михайловича, который при посещении местного музея похитил экспонат — журнал под названием «Се гряду скоро», предсказывающий также пришествие антихриста. Этот журнал мог быть использован в контрреволюционных целях, что Глазырин крайне отрицает, говоря, что он в музее никогда не бывал. Однако в деле описи от 17.11.1929 г. значится зарегистрированным под номером 40. На основе изложенного, усматривая в действиях священника Ляпидовского Вениамина Николаевича, Глазыриных Петра и Ивана Михайловичей состав уголовно наказуемого деяния по признакам ст. 58.10 УК, постановил настоящий материал расследования вместе с фотографической карточкой и обнаруженными материалами направить в порядке ст. 99 ЦИК на расследование Шурминского района. Агент УР.

Обыски были также произведены у протоиерея Георгия Тарабукина (дома и в церкви) и Глазырина Петра Михайловича. Никакой литературы и оружия, которое должно было быть согласно свидетельским показаниям, не нашли. При допросах никто из подследственных себя не признал.

30 января 1930 года руководством страны было принято постановление ПБ от 30 января 1930 года «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации», которое содержало рекомендацию Оргбюро ЦК «дать директиву по вопросу о закрытии церквей». Директива была принята к немедленному исполнению. Духовенство было обложено огромными налогами, не выплатив которые, священники и миряне — члены приходских советов — подлежали аресту. Коллективизации повсеместно сопутствовали раскулачивание, закрытие церквей, судебные и несудебные расправы над духовенством и активными верующими.

При таких политических условиях внутри страны положение священника Вениамина Ляпидовского и многих других заключенных православных людей лишь усугублялось.

12 марта 1930 года был произведён второй допрос следователем Нолинского НОООГПУ.

Отец Вениамин, после трёх месяцев, проведённых в заключении, понимая, что его показания могут быть использованы следователем в совершенно другом смысле и использоваться против его близких, дал уже более сдержанные показания:

«В предъявленных мне обвинениях виновным себя не признаю. Агитации против хлебозаготовок я не вёл и даже сам беспрепятственно заплатил 75 пудов. Книгу «Тайна смоленских мудрецов» не видал, и названия такого не слыхал до тех пор, пока не было допросов, но во время обыска у меня эту книгу спросили. Журнала «Сие гряду скоро» тоже не видал. Больше показать ничего не могу.
Записано с моих слов верно».

Следователь, так же как и предыдущий агент уголовного стола с. Шурмы, написал прямо под протоколом допроса совершенно противоположные ответам священника причины привлечения в качестве обвиняемого. В постановлении о привлечении отца Вениамина в качестве обвиняемого следующее: 1930 г. Марта 12 дня сотрудник НОООГПУ по Уржуму Мачихин, рассмотрев следственный материал по делу, нашёл, что священник Ляпидовский из с. Б. Рой вёл агитацию против хлебозаготовок и картофелезаготовок, распространяя среди своих прихожан книгу «Тайна смоленских мудрецов», которая явно говорит против хлебозаготовок и вообще против строительства — за срыв его. Подготавливая срыв хлебозаготовок, например, собрание в октябре м-це у Ивана Мих. Глазырина, для задания Петру Мих. Глазырину похитить из музея в Шурме с выставки журнал «Се гряду скоро».

Из вышеизложенного устанавливается, что Ляпидовский Вениамин Николаевич достаточно изобличается в изложенном, а потому на основании ст. 128 УПК ПОСТАНОВИЛ: названного Ляпидовского Вен. Ник. привлечь в качестве обвиняемого по ст. 58/10 УК.

Очевидно, что следователь, постоянно упоминая несуществующую книгу «Тайна смоленских мудрецов», говорил о книге С. А. Нилуса «Протоколы сионских мудрецов». Но в последней ничего о срыве хлебозаготовок, ни о срыве строительства пятилеток явно не говорится. Все обвинения следователя в политической деятельности отца Вениамина — лишь предлог для обвинения. Вещественные доказательства, полученные при обыске у отца Вениамина и протоиерея Григория также оказались непригодными для обвинения священника в антисоветской деятельности. О чём говорит документ следственного дела:

1930 года марта 13 дня Я, старший сотрудник НОООГПУ по Уржумскому району, рассмотрев вещественные доказательства, числящиеся по делу № 157 о Ляпидовском и Глазырине, и принимая во внимание, что означенные предметы, как то:

1. Восковые свечи – 7 шт.
2. Послание Архиепископа Павла – книга 1 шт.
3. Денег Николаевских 245 руб.
4. Керенских 17387 руб.
5. Книга о жизни Святых Кирилла и Мефодия – 1 шт.
6. Обрывков религиозных книг – 5 шт.
7. Акафист – книг 1 шт.
8. Элементарный учебник – 1 шт.
9. Портрет Николая Второго — 1 шт.
10. Денег николаевских — 159 руб.
11. Книга «Апология христианства» — 1 шт.
12. «Половой вопрос» Фореля — 1 шт.
13. «Проклятые вопросы и христианство» — 1 шт.
14. «Сашенька прозорливая» (листовка) — 1 шт.
15. «Участь некрещёных младенцев» — 1 шт.
16. Книга «Христианство и социализм» — 1874 г. — 1 шт.

Не имеют никакого существенного значения к делу.

ПОСТАНОВИЛ:
Означенные вещи уничтожить путём сожжения, а деньги (2 р. 30 коп.) возвратить владельцу.

Вещественные доказательства такие как серебряная дарохранительница, серебряный крест, серебряные ложки и сбережения были конфискованы в пользу государства.

Через две недели, на последнем допросе, 5 апреля 1930 года, когда отца Вениамина снова пытались склонить к признанию составленного следователем обвинения в политической деятельности против советской власти, он подтвердил свои предыдущие показания и отверг предписанные ему обвинения в выступлении против государственной экономической политики.

«Во время хлебозаготовок на меня лично было наложено 75 пудов, которые я полностью и уплатил. Читая проповеди, упирал главным образом на то, как должен жить христианин, чтобы достичь вечного спасения. (Эти слова отца Вениамина были подчёркнуты красным карандашом.) На спевках нигде не участвовал, с гражданами Глазыриными ничего общего не имел, ни разу у них не ночевал и в Уржум с ними не ездил. Во время хлебозаготовок ни с кем не разговаривал о том, что надо бороться против них. В Русский Турек к священнику Георгию Тарабукину ездил на исповедь как к духовному отцу в ноябре месяце 1928 г. С проповедником Калужских ничего решительно не имел. Только как с верующим. У Глазыриных был вечером, по пути из д. Ройки, куда ездил покупать дрова приблизительно в ноябре месяце. Во время хлебозаготовок у меня книги «Тайна смоленских мудрецов» не было, и я даже такой книги совершенно не знаю. Больше показать ничего не могу».

Следователь особо подчеркнул в протоколе допроса слова отца Вениамина о его налогообложении и его проповеди прихожанам о христианской жизни, видимо, как отягчающую причину для обвинения.

После допросов 5 апреля 1930 года обвинительное заключение отца Вениамина и с ним арестованных было направлено на внесудебное рассмотрение в Особую Тройку при ПП ОГПУ Нижкрая. А сами обвиняемые — священник Вениамин Ляпидовский, Георгий Табарукин и Павел Глазырин — были переведены из Уржумского ИТД в Нолинскую тюрьму при ПП Нижегородского Края

В акте медицинского заключения отца Вениамина врач тюремной больницы зафиксировал: «На предмет определения состояния здоровья и возможности следования его по водным, ж/д путям сообщения и грунтовым — шоссейным дорогам, причём оказалось, что гр. Ляпидовский, 41 год, здоров, а потому следовать пешком может».

В то время как отец Вениамин и заключенные с ним шли своим поистине крестным путем из Уржумского ИТД в Нолинскую тюрьму, карательная машина ОГПУ доделывала свою работу.

1930 года 22 апреля было сделано уполномоченным заключение:

Я, уполномоченный Секретного отдела ПП ОГПУ по Нижегородскому краю Шишкин, рассмотрев присланное из Нолинского окружного отдела ОГПУ следственное дело № 234/100 по обвинению гр. Ляпидовского В.Н., Глазырина П.М., Тарабукина Е.Я. по ст. 58 п. 10 УК, нашёл:

Дело закончено с соблюдением соответствующих процессуальных норм, причём предъявленное обвинение по 58 п. 10 УК в процессе следствия полностью подтвердилось.

На основании изложенного полагал бы: согласиться с обвинительным заключением Нолинского окружного отдела ОГПУ и настоящее дело в порядке приказа ОГПУ № 172-24 года отправить на внесудебное рассмотрение ОСОБОЙ ТРОЙКОЙ ПП ОГПУ Н/К. Арестованных по сему делу с сего числа перечислить содержанием за особой тройкой.

Так было написано уполномоченным секретного отдела ОГПУ в 1930 году. Спустя 64 года, начальником подразделения УФК РФ по Кировской области, в официальном письме, датированном 18.07.1994 года, к сыну одного из осужденных с отцом Вениамином сказано: «Все они обвинялись в том, что проводили антисоветскую агитацию против политики партии и правительства. Несмотря на очевидную необоснованность обвинений…»

27 апреля 1930 года на заседании Особой Тройки при ПП ОГПУ Нижкрая было рассмотрено дело №284/1001 Нолинского Окротдела ОГПУ по обвинению священника Вениамина Ляпидовского, ст. 58, п. 11, ч. 2 УК. В порядке постановления Президиума ЦИК СССР от 09.06.1927 г. сотрудники Особой Тройки ОГПУ постановили Ляпидовского Вениамина Николаевича расстрелять.

После вынесенного приговора отец Вениамин провёл в тюремном заключении ещё почти две недели. За время допросов и тюремного заключения от гонителей церкви, исполняющих постановления по уничтожению веры и Православной Церкви, священник Вениамин Ляпидовский не отрёкся от веры Христа и Его Церкви. Все обвинения его в антисоветской деятельности не подтверждены ни вещественными доказательствами, ни его показаниями, ни показаниями осуждённых с ним. Его жизнь, как и жизнь многих православных христиан Русской Православной Церкви во времена репрессий, явилась подвигом исповедания веры, ответом на политику атеистического государства СССР по уничтожению Православия на Русской Земле.

В полночь на 15 мая 1930 года священник Вениамин Ляпидовский принял мученическую за Христа кончину — расстрелян в Нолинске или его окрестностях. Официально место расстрела в следственном деле не указано. С ним были расстреляны протоиерей Георгий Тарабукин и прихожанин Павел Михайлович Глазырин.

Реабилитирован священник Вениамин Николаевич Ляпидовский 24 апреля 1989 г.