Алексий (Орлов) (1862 - 1937), архиепископ Омский, священномученик

Память 22 августа, в Соборах новомучеников и исповедников Казахстанских и Церкви Русской, а также Самарских святых

Согласно записи в метрической книги Успенской церкви города Самары Алексей Орлов родился 9 февраля 1862 года в городе Самаре в семье дьячка той же церкви Стефана Ивановича Орлова и его супруги Евдокии Андреевны. Однако сам священномученик в своих послужных списках указывал иную дату рождения – 8 февраля.

Впоследствии отец священномученика Стефан Иванович стал священником и служил в Троицкой церкви села Глушицы Николаевского уезда Самарской губернии. У святителя были братья, которые так же стали священниками и служили в различных храмах Самарской епархии. Особенно стоит отметить священника Иоанна Стефановича Орлова, который был не только благочинным, но и депутатом епархиальных съездов духовенства.

В 1876 году после окончания Самарского духовного училища Алексей Стефанович поступил в Самарскую духовную семинарию, которую закончил в 1882 году по первому разряду. С 1882 по 1886 год он проходил курс обучения в Санкт-Петербургской духовной академии, по окончании которой получил звание кандидата богословия.

31 июля 1886 года будущий священномученик был определен на службу в Самарское епархиальное женское училище, где до 16 августа 1895 года преподавал географию и гражданскую историю . 23 апреля 1893 го-да он был рукоположен в сан священника к той самой Успенской церкви города Самары , где некогда служил дьячком его отец. Сразу при рукоположении отец Алексий как выпускник духовной академии был награжден набедренником, а 28 августа 1893 года – бархатной фиолетовой скуфьей . И в скором времени он оправдал возложенные на него награды.

Так, уже в апреле 1894 года отец Алексий обратился к епископу Самарскому и Ставропольскому Гурию со следующим рапортом: «После обсуждения на Самарском градском благочинническом собрании 18 мая 1893 года предложения Вашего Преосвященства о мерах борьбы с нищенством я, тщательно обдумывая все возможные для приходского священника меры борьбы с нищенством в его приходе, пришел к тому убеждению, что одним из самых лучших способов в борьбе может быть учреждение такого приходского общества, которое поставило бы своею целью – всеми возможными средствами оказывать помощь бедным своего прихода и тем самым – не только облегчать скорби несчастных братий, но и предупреждать переход их в ряды профессиональных нищих, скитающихся по дворам для выпрашивания себе пропитания. <…> Имея для проектируемого мною общества, с одной стороны, благоприятствующие законоположения, а с другой – сочувствие лучших своих прихожан, из которых я надеюсь приобрести не менее 20 членов для этого общества, я осмеливаюсь покорнейше просить у Вас, Ваше Преосвященство, архипастырского разрешения и благословения на открытие при церкви Святителя Алексия митрополита (Успения Пресвятой Богородицы тож) общества вспомоществования бедным».

Так по инициативе священника Алексия Орлова, лишь год прослужившего в Успенской церкви города Самары, было открыто приходское братство для оказания действенной помощи беднякам прихода.

С 1894 года он стал членом временно ревизионного комитета правления Самарского духовного училища и членом-делопроизводителем Комитета Самарского миссионерского общества. Следует отметить, что священник Алексий Орлов имел почетное звание пожизненного члена этого общества.

С 1894 по 1900 год он был законоучителем Училища слепых детей и получил от Совета Самарского отделения Попечительства о слепых благодарность с правом ношения серебряного знака попечительства.

С 1895 года отец Алексий стал законоучителем Самарской первой женской гимназии, в которой преподавал до 1918 года. В июне 1896 года он был назначен настоятелем Успенской градской церкви. 9 апреля 1898 года священник получил очередную награду – камилавку. В 1902 году отец Алексий был награжден наперсным крестом.

В том же 1902 году будущий священномученик был назначен на ответственную должность председателя Совета Самарского женского епархиального училища, которую исполнял до 1917 года . Кроме того, он был председателем Совета одноклассной церковно-приходской школы при этом училище.

Насколько трудна была должность председателя Совета Самарского епархиального училища, свидетельствует хотя бы тот факт, что в нем и до 1902 года не хватало помещений для обучения и нормального быта всех желающих в нем учиться девочек – дочерей духовенства Самарской епархии. Так, епископ Гурий в 1903 году обратился к участникам епархиального съезда самарского духовенства с такими словами: «Мы в ужас приходим за училище, когда слышим в городе о какой-либо эпидемии. <…> Совет и я отказываемся брать на себя ответственность за здоровье воспитанниц, которому отовсюду угрожает опасность, главным образом, от тесноты помещений училища».

В том же 1903 году священник Алексий Орлов предложил вместо снимаемых в городе под спальни учениц квартир построить подходящее помещение во дворе училища на месте ветхих и ненужных построек. Но этот проект не был принят депутатами епархиального съезда 1903 года. Капитальный ремонт училища был произведен только в 1906 году. По предложению отца Алексия, сделанного им также в 1903 году, при училище была оборудована электростанция.

Но беды училища на том не закончились. В октябре мятежного 1905 года ученицы Епархиального училища приняли активное участие в забастовке всех учебных заведений города Самары. Отец Алексий лично беседовал с воспитанницами, убеждая их не участвовать в забастовке, но занятия все-таки были на некоторое время прекращены.

В апреле 1905 года отец Алексий был возведен в сан протоиерея. В память участия в деятельности Всероссийского общества Красного Креста во время японской войны его наградили медалью на Александровской ленте .

В 1905-1906 годах будущий священномученик принял активное участие в пастырских собраниях, посвященных оживлению приходской жизни в епархии. Он делился своим опытом, советовал, предлагал. Так для оживления жизни на приходах он рекомендовал найти какой-то исходный пункт, к примеру, открыть приходское братство или попечительство, а оно само затем распространится на всю приходскую общину . По его мнению, инициатива этого дела должна принадлежать настоятелям приходов, которые могут собрать вокруг себя прихожан и при их помощи расширить круг церковной жизни.

Ссылаясь на жизнь прихода Успенской церкви, отец Алексий отмечал, что всякое доброе начинание приходской жизни непременно связано с исповедью. «На исповеди пастырь узнает свою паству, и может внушить ей всякое доброе христианское дело. – говорил прот. Алексий во время пастырского собрания 1 марта 1906 года, – С исповеди началась, например, приходская благотворительность и в Успенской церкви. Не раз на исповеди приходилось слышать: «И рад бы я помогать, да не знаю истинно нуждающихся». <…> Приход после помог отыскать действительно бедных, и таким образом само собою основалось приходское братство. В другом приходе жизнь, может быть, какую-нибудь другую сторону выставит для обсуждения, помимо благотворительности».

В октябре 1910 года отец Алексий принял участие в пастырско-миссионерском собрании духовенства города Самары, посвященном изысканию мер к противодействию пропаганды лжеучений рационалистических сект и охранению прихожан от сектантских лжеучений, во время которого, в частности, предложил организовать в приходах кружки ревнителей Православия, члены которых давали бы священникам сведения о том, в каком положении находится религиозно-нравственное дело в приходе, а так же в некоторых случаях могли бы вступать в активную борьбу с сектантами . Он также предлагал при Алексиевском просветительном братстве, членом совета которого являлся, организовать издание листков и брошюр против сектанства.

В июле 1911 года пастырь был переведен на должность настоятеля Казанского собора города Самары. С 1914 по 1917 годы протоиерей Алек-сий выполнял обязанность заведующего Лазаретом № 1 Самарского епархиального комитета по оказанию помощи воинам , а с 1915 по 1918 год являлся членом епархиального комитета по устройству быта беженцев. Помимо этого, в 1916-1918 годах отец Алексий исполнял должность цензора «Самарских епархиальных ведомостей».

За свою многотрудную усердную деятельность на ниве церковной будущий священномученик был награжден многими наградами, в том числе в 1916 году Орденом святого Владимира 4-й степени.

Отец Алексий был талантливым проповедником. Каждый год он произносил проповеди не только в своем храме, но и в Самарском Кафедральном соборе. Некоторые из них публиковались в «Самарских епархиальных ведомостях».

В своих проповедях, ярких и возвышенных, он не только объяснял слушающим суть того или иного праздника, но и говорил о пороках современного общества. Так, обращаясь к сердцам прихожан в проповеди, посвященной святителю Алексию, митрополиту Московскому, отец Алексий взывал: «Какой высокий образ веры и жизни дает нам празднуемый нами святитель! Но подражаем ли мы ему? Так ли наша вера вкореняется в наших сердцах и выражается на деле во всех условиях нашей семейной и общественной жизни? Не идет ли жизнь наша вразрез с верою? К прискорбию – весьма часто. Когда отец семейства, воспитывая своих детей, имеет при этом в виду одни цели мирские – обогащая земными знаниями, не вселяет в них ни страха Божия, ни повиновения Св. Церкви, и сам в глазах их нарушает заповеди Евангельские и церковные; когда, желая сделать их полезными слугами отечества земного, не хочет и не старается в то же время сделать служителями Христовыми – гражданами отечества Небесного, – по вере ли, по духу ли веры поступает он в сем случае? Когда мать желает, чтобы дочь ее блистала в обществе красотою, умом, богатыми нарядами, знанием светских приличий, но вовсе не думает и не внушает ей о необходимости украшать себя качествами христианскими – скромностию, благонравием, любовию, чистотою, – что в ее поступках есть христианского? А между тем, сколько есть таких отцов и матерей! Когда брат не хочет помочь своему брату, когда теснит его, отвращает взор свой от него, не трогаясь ни его одиночеством, ни бедностию, ни болезнию, заботясь только о спокойствии собственном, – что в подобном поступке есть говорящее о его вере? <…>

Равным образом, когда в праздничный день вместо посещения храма с жадностью предаются увеселениям, часто и нескромным, и шумным, пре-даются разного рода невоздержанию или, как это ныне водится, даже канун праздников не боятся проводить в увеселениях – во всем этом где вера? Где жизнь по вере? Нет, это жизнь не по вере, а по своим прихотям. А между тем, как часто это встречается! Как часто ныне все христианство многих из христиан, вся их вера заключается только в звании христианина, отличающем от других иноверцев только ношением креста на груди, только крестным знамением, изредка, и то без благоговения изображаемым, – а жизни чистой и святой, правил жизни строгих и высоких, честности, смирения, любви, целомудрия – всего этого не ищите и не требуйте. У некоторых же мало остается и внешних знаков их принадлежности к Церкви: в храмы не ходят, дома, особенно пред принятием пищи, не молятся, – «стыдно, не принято», говорят «крест нужно в сердце носить» и т. д.».

В поучении, посвященном Введению во храм Пресвятой Богородицы, напечатанном в 1902 году в «Самарских епархиальных ведомостях», после возвышенных слов, посвященных Богоотроковице, встречаем такое обращение отца Алексия к самарской пастве: «Как жаль, что крайне редки стали ныне примеры того благочестия, которым отличались древние христиане. Как часто теперь родители не только не просят у Бога детей, как особой милости, но прямо-таки не желают их, считая их обременением для себя, стеснением свободы своей жизни; имеющие же детей если о заботятся о воспитании их, но только не о воспитании христианском, для которого оставляется последнее место. К великому прискорбию мы видим, как во многих домах, именующихся христианскими, укрепляются такие привычки и правила, которые как бы нарочито изгоняют то, что так дорого в благочестивом христианском семействе; родители ищут развлечений вне семьи, домашнюю и церковную молитву считают для себя как бы необязательной и излишней или же совершают ее крайне небрежно; накануне праздничных дней вместо участия в церковной молитве предаются развлечениям, часто нескромным, греховным; святые посты и другие установления Святой Церкви почитают и объявляют излишними и вредными; вместо святых икон и священных назидательных картин лучшие и видные места на стенах замещают предметами и картинами совершенно другого свойства, часто соблазнительного, безнравственного и т. д. Где тут может быть место для развития, воспитания религиозного чувства дитяти – любви к Богу, невинности, чистоты сердца и жизни? И удивительно ли после того, что дети та-ких родителей, не воспитав в себе с самых юных лет того, что так дорого и ценно для счастия земного и вечного, делаются несчастными, погибают».

В 1914 году протоиерей Алексий овдовел. В этом же году скончался и его престарелый отец, заштатный священник Стефан Орлов.

В семье владыки Алексия на 1928 год значилось 5 человек детей: сын Алексий (1893 г. р.) и дочери: Евгения (1895 г. р.), Лидия (1898 г. р.), Людмила (1901 г. р.) и Татьяна (1906 г. р.).

Протоиерей Алексий в послереволюционные годы продолжал усердно служить и в 1921 году был награжден палицей. В октябре 1922 года Преосвященными Анатолием (Грисюком) и Павлом (Гальковским) отец Алексий был выдвинут на должность викарного епископа Самарской епархии, но, как он сам писал Святейшему Патриарху Тихону, предложение это принял с условием не давать монашеских обетов, так как имел на тот момент неустроенных детей.

В 1923 году протоиерей Алексий уклонился в обновленческий раскол, признав обновленческие органы церковного управления, от которых 21 мая 1923 года получил поставление во епископа Бугурусланского, викария Самарской епархии. Хиротонисан он был в Москве в Храме Христа Спасителя митрополитом Белорусским Мелхиседеком (Паевским), архиепископом Туркестанским Иннокентием (Пустынским) без пострижения в монашество.

В августе 1923 года обновленческий епископ Бугурусланский Алексий подал прошение на имя Святейшего Патриарха Тихона о принятии его в каноническое общение, на что 11 августа последовали следующие постановления Святейшего Патриарха и Временного при нем церковного управления: «Первое: епископ Алексий предположен был к посвящению во епископа Анатолием и Павлом (епископами Самарскими) и рукоположен был епископами, не имевшими, по их заявлениям, в то время духовного общения с самозванным церковным управлением, а потому епископ Алексий принимается в церковное общение в сане епископа; но так как перед рукоположением он не был облачен в рясофор, то при первом служении Святейший Патриарх благословит ему надеть мантию, клобук и четки». Что и произошло 12 августа того же года. Второе постановление: «Преосвященный Алексий назначается на кафедру Бугурусланскую викарием Самарской епархии». Постановления эти были подписаны Святейшим Патриархом Тихоном, Серафимом, архиепископом Тверским, архиепископом Уральским Тихоном и епископом Верейским Иларионом (Троицким).

Согласно резолюции Святейшего Патриарха Тихона, 3 октября 1924 года епископу Алексию было поручено временное управление Самарской епархией .

В октябре 1926 года митрополитом Нижегородским Сергием (Страгородским) будущий священномученик был перемещен в город Белебей викарием Уфимской епархии. Им же в ноябре 1926 года он был назначен епископом Курганским, викарием Тобольской епархии .

Служение в Малмыжском викариатстве

23 сентября 1927 года последовало новое назначение – епископом Малмыжским, викарием Сарапульской епархии. Местом пребывания епископа Алексия стал город Малмыж (в настоящее время в границах Вятской митрополии).

Назначение это произошло в очень трудное для Русской Православной Церкви время, когда в связи с опубликованием митрополитом Сергием (Страгородским) «Декларации» вновь нарушилось ее единство, и церковные нестроения приобрели крайне тревожный характер. Многие архи-пастыри и пастыри в этот период прекратили поминовение митрополита Сергия, многие монашествующие и миряне перестали посещать те храмы, где за богослужением возносилось его имя.

Малмыжское викариатство было весьма небольшим по количеству приходов: на 1929 год в нем числилось всего 37 храмов, из которых только в двух за богослужениями не поминали митрополита Сергия. И это при том, что в близлежащей Вятской епархии был настолько велик авторитет святителя Виктора (Островидова), отказавшегося признавать июльскую «Декларацию» и поминать за богослужениями ее автора, что многие вятские приходы (до 1/3 всех приходов епархии) считали именно епископа Виктора своим духовным руководителем.

Еще до присоединения в 1928 году ряда сел Уржумской епископии к Малмыжскому викариатству к владыке Алексию обращалось духовенство и верующие люди Уржумского уезда с просьбой о рукоположении кандидатов в сан священника. Так, в мае 1928 года епископом Алексием был послан доклад архиепископу Вятскому и Слободскому Павлу (Борисовскому) с сообщением о том, что им, епископом Алексием, согласно просьбы благочинного первого Уржумского округа и прихожан села Лазаревского Уржумского уезда был рукоположен в сан священника дьякон названного села Нил Николаевич Стефанов.

В марте 1928 года епископ Алексий обратился с докладом на имя митрополита Сергия с ходатайством о перечислении в Малмыжское викариатство Сарапульской епархии из первого благочиннического округа бывшей Уржумской епископии пяти приходов: сел Нижней Шурмы, Верхней Шурмы, Решетниково, Актыгашево и Лазарево, состоящих в пределах Вятской епархии, в виду того, что названные села, за упразднением по Постановлению ВЦИК от 9 января 1928 года Уржумского уезда, отошли к Малмыжскому уезду и что они находятся от города Малмыжа в 40 верстах. 28 июня 1928 года последовал указ митрополита Сергия о временном оставлении, впредь до новых распоряжений, приходов этих пяти сел в Малмыжском викариатстве .

Епископу Алексию пришлось управлять Малмыжским викариатством в нелегкое время его реорганизации. В результате образования Нижегородского края в 1929 году изменились границы немалого числа епархий, в том числе Вятской и Сарапульской. В связи с этим Заместитель Патриаршего Местоблюстителя митрополит Сергий и временный при нем Патриарший Священный Синод приняли в августе 1929 года решение включить Малмыжское викариатство в состав Вятской епархии, но в урезанном виде, в соответствии с новым гражданским районированием (Указ № 1859 от 7 августа 1929 года): часть сел третьего, четвертого и пятого благочиннических округов Малмыжского викариатства отошли в Вотско-Ижевскую епархию . Из 43 православных приходов в составе Малмыжскорго викариатства осталось 35 , а с учетом церквей, где за богослужениями возносилось имя епископа Глазовского Виктора (Островидова) (села Большой Рой и Русский Турек) – 37.

В сентябре 1929 года владыка Алексий обратился к епископу Вятскому и Слободскому Стефану (Знамеровскому) с прошением включить в состав Малмыжского викариатства 12 православных приходов, находившихся на территории Уржумского района. При этом епископ Уржумский Авраамий (Дернов) ответил, что не имеет ничего против перечисления этих приходов к Малмыжскому викариатству и будет только рад, если удастся ликвидировать беспризорность приходов бывшей Уржумской епископии. Однако епископ Нолинский Георгий (Анисимов), в епископии которого находились приходы бывшего Уржумского уезда, счел подобное присоединение нецелесообразным, и в конечном итоге было учтено его мнение.

Со всеми своими затруднениями владыка Алексий в этот сложный период реорганизации викариатства обращался к епископу Вятскому и Слободскому Стефану (Знамеровскому). Так в ноябре 1929 года будущий священномученик писал владыке Стефану:

«Малмыжское викариатство было передано Сарапульским архиепископом Алексием в состав Вятской епархии 15 августа с. г., по каковое число им и предъявлены были чрез отцов благочинных Малмыжского викариатства требования о представлении на нужды Сарапульской епархии установленных взносов с церквей. Между тем от Сарапульского Временного Епархиального Совета от 16 августа с. г. № 539 последовало распоряжение <…> о «перечислении церквей этого округа, как вошедших в Вотскую область, в ведение о. благочинного Селтинского округа Ижевской епархии». О таковом распоряжении Сарапульского Временного Епархиального Совета и о приеме целого благочиннического округа Малмыжского викариатства преосвященным Вотско-Ижевским Синезием я не знал до 15 сентября с. г. и потому позволил себе от 10 сентября с. г. учинить перемещение из села Воли-Пельги (перечисленного вместе с Сюмсинским благочинническим округом) священника Игнатия Багина, а на место его – о. Федора Шубникова из с. Константиновки 1-го окр. Малмыжского викариатства по взаимному того и другого согласию. Когда же о. Шубников прибыл в с. Воли-Пельгу, то преосвященным Ижевским Синезием «в приеме ему (о. Шубникову) на служение в Ижевскую епархию отказано» – в виду поступивших с места донесений, особенно – священника (соседнего с Воли-Пельги) села Полько Прокопия Зорина, что о. Шубников «еще в 1924 году разъезжал по Малмыжскому уезду, был в с. Воли-Пельге, созывал на собрание верующих самочинно, минуя и своего епископа, и агитировал против Православной Церкви, примкнув к обновленческому движению» (Отнош. от 7 окт. с. г. № 217, Ижевск). На таковое сообщение я писал преосвященному Синезию между прочим следующее: «Священник села Константиновки Малмыжского викариатства Федор Шубников действительно уклонялся в обновленческий раскол и разъезжал по Малмыжскому уезду и был в с. Воли-Пельге с агитацией против Православной Церкви, но это было не в 1924 году, а до марта месяца 1923 года, когда на Сарапульском епархиальном съезде все духовенство епархии вместе со своим Сарапульским епископом Алексием, уклонявшееся с 1 сент. 1922 года в обновленчество, вошли в каноническое и молитвенное общение с Святейшим Патриархом, так как из послужного списка о. Шубникова видно, что в 1924 году своим епископом Сарапульским Алексием он, о. Шубников, был награжден камилавкой, а в 1928 году – наперсным крестом, с 31 октября 1923 года по март мес. 1929 гг. он со-стоял настоятелем церкви с. Каксинвая 1-го окр. Малмыжского викариатства, из с. Каксинвая перешел в с. Константиновку по приглашению церковной общины этого села.<…>

Священник с. Полько (о. Прокопий Зорин) как единоверческий священник состоит в непосредственном ведении и подчинении Сарапульскому архиепископу, и Малмыжскому епископу очень мало известен помимо того, что он давно добивается перехода в православный приход и, особенно, в Воли-Пельгу, хотя бы на дьяконскую вакансию. Отношение его к о. Шубникову небеспристрастно и крайне жестоко. <…>

В настоящее время о. Шубников без места и проживает у сына в с. Каксинвае, так как в Малмыжском викариатстве свободных священнических мест нет, и просит выдать ему удостоверение о беспрепятственности выхода ему в другую епархию. Согласно 10 и 11 пп. Наказа (инструкции) Патриархии преосвященным викариям (от 29 июня 1928 г. № 131), покорнейше прошу Ваше Преосвященство не отказать в выдаче священнику села Константиновки Федору Шубникову просимого им удостоверения, если только не возможно ходатайство о предоставлении ему приличного места в Ижевской епархии».

В начале 1929 года за подписью Кагановича на места была послана директива, в которой подчеркивалось, что религиозные организации являются единственной легально действующей контрреволюционной силой, имеющей влияние на массы . После издания 8 апреля 1929 года постановления о религиозных объединениях началось массовое закрытие церквей. Все это в полной мере отразилось и не состоянии Малмыжского викариатства. К 1 января 1930 года в нем числилось, согласно отчета епископа Алексия, 39 приходов. Но до апреля месяца того же года последовало закрытие 26 храмов, в том числе был закрыт и собор в городе Малмыже.

«Главной причиной закрытия храмов в приходах Малмыжской епископии было, – писал в своем отчете владыка Алексий, – недостаточность средств у церковных общин для уплаты установленных на 1930 год государственных и местных налогов по содержанию храмов».

Однако уже с начала апреля 1930 года началось открытие храмов, и многие из них были открыты, кроме 9. «Открытие храмов, – сообщал священномученик Алексий, – началось после того, как церковным общи-нам стали известны разъяснения Наркомфина (от 15 января и 19 марта 1930 г.), отменяющие подоходный налог с церквей, патенты на право продажи восковых свеч и просфор, исключающие оценку культового имущества при оценке зданий храмов на предмет их страхования и прочее, а также – известные разъяснения Сталина (от марта мес.). Открыты были храмы в селах: Б. Пореке (3 апр.), Каксинвае (15 апреля), См. Мултан (15 апр.), Дерюшеве (24 апр.), Гоньбе (29 апр.), Кибье (1 мая), Семине (1 мая), См. Бурце (8 июня), Аджиме (22 июня), Сушах (29 июня), В. Слудках (30 июня), Кулыгах (11 июля), Ершовке (13 июля), Кизнери (авг. 4). При этом освящение открытых храмов в селах Гоньбе, Ст. Бурце, Аджиме, Сушах, В. Слудке, Кулыгах, Ершовке и Кизнери по просьбе их церковных общин совершено было архиерейским служением епископом Малмыжским Алексием».

В своем отчете владыка подробно характеризует то, каким образом происходило окормление паствы Малмыжской епископии в 1929-1930 годах: «Церковные приходы Малмыжского викариатства окормлялись преимущественно (если не исключительно) богослужением. Как и в предшествующем 1929, так и в этом 1930 году несмотря на то, что Малмыжский собор был закрыт в течение трех месяцев (с 1 февр. по 22 мая), малмыж-ским епископом было совершено 35 служений Божественной Литургии (с всенощным бдением)в Малмыжском соборе и 23 таковых же служений в сельских храмах Малмыжской епископии (из них: 2 служения в с. Гоньбе, 2 – в Бурце, 2 – в Аджиме, 2 – в Ершовке, , 2 – в Кизнери, 3 – в Б. Шурме и 4 – в с. Усадах). Богослужения обычно сопровождались поучениями.

Любовь к храму, Богослужению, к слушанию Слова Божия в этом 1930 году не только не ослабела у верующих, сравнительно с предшествовавшим 1929 годом, но заметно еще более воспламенилась под влиянием то закрытия церкви и тоски по ней, то открытия их церкви и радости (до слез) о ней, а со второй половины прошедшего (1930) года и распространяющихся (откуда-то и от кого-то) ожиданий кончины мира в духе полковника Бенигсена, который, как известно, посредством расшифровки «пророческой азбуки» определяет конец мира даже в 1932 году . Под влиянием все-го этого и боязни, как бы опять храмы не стали закрываться, верующие более, чем обычно, стали посещать открытые для богослужения храмы, чтобы помолиться в них за живых и умерших братий своих, а самим – поговеть, покаяться в своих грехах и причаститься Св. Тайн, не дожидаясь установленного для этого церковного поста. Так в храме с. Дерюшева 26 октября 1930 года было так много готовящихся к исповеди и Св. Прича-стию, что местный священник (Павел Азановский) вынужден был применить к ним общую исповедь, а в Малмыжском соборе в течение Филипповского поста говельщиков и причастников было такое количество, как в Великом посте».

Вместе с тем одним из бедствий и даже трагедий Малмыжских приходов в 1930-1931 годах стал уход со службы немалого числа священнослужителей: священников, дьяконов, псаломщиков. Владыка в своем отчете привел следующие удручающие факты: к 1 января 1930 года в Малмыжском викариатстве числилось 37 священников, 11 дьяконов,17 псаломщиков. К 1 января 1931 года священников осталось 27, а псаломщиков всего 9. «Уход со службы церковной священников (около 25 %) и псаломщиков особенно (около 50 %) был следствием тех же причин, как закрытие ряда храмов, т. е. преимущественно неимением средств уплачивать государственные и местные налоги (особенно по самообложению). Вышли из духовного звания с заявлением о сем в нолинской газете «Новая деревня» или местному сельсовету следующие священники: Малмыжского собора протоиерей Петр Кизнерцев (обратно принят после понесенного им раскаяния и эпитимии), с. Дерюшева Иоанн Пайкеев (обратно восстановлен в священном сане постановлением Патриаршего Синода после понесенной эпитимии), с. Каксинвая – Анатолий Анисимов и Василий Бердников (обратно принят и восстановлен в священном сане), с. Савали – Николай Утробин, с. Б. Китя-ка – Гавриил Макматов (с похулением веры), с. Кизнера – Николай Архи-пов и Николай Кириллов (восстановлен в священном сане после его покаяния и эпитимии, с. Суши – Сергий Емельянов, с. Нового Бурца – Гурий Степанов; диаконы: с. Гоньбы – Аркадий Бердников (обратно принят патриархией), с. Ст. Бурца – Григорий Шубин (обратно принят и восстановлен в священном сане после эпитимии), с. Б. Кильмези – Илья Караваев (принят и восстановлен по постановлению Патриаршего Синода), с. Кулыги – Максим Втюрин, с. Решетников – Евгений Чернышев (обратно принят после эпитимии, восстановлен в священном сане), с. Аджима – протодиакон Петр Соколов. Псаломщики: с. Б. Кильмези Александр Степ. Сычугов (принят обратно после эпитимии), с. Токашур – Иван Телицын (с похулением веры), с. Суши – Геннадий Овечкин (с похулением веры), с. Верхняя Шурма – Димитрий Разсанов».

Как видно из этого списка, многие священнослужители в дальнейшем раскаялись в своем малодушии и падении и после понесенной ими эпитимии были восстановлены в духовном звании. Владыка Алексий сообщал об отпавших клириках епархиальному архиерею и получал соответствующие рекомендации. Так в журнале заседаний Вятского временного епархиального совета от 31 января 1930 года есть следующая запись: «Слушали: Отношение Преосвященного епископа Малмыжского Алексия от 18/I-30 г. за № 12 с заявлением дьякона церкви с. Ст. Бурец Григория Шубина о сложении им сана дьякона. Постановили: «Просить Преосвященного Алексия применить к дьякону Шубину троекратное увещание в целях добровольного склонения его остаться, если того пожелает, в священном сане». Слушали: Отношение того же Преосвященного от 20 янв. 1930 г. за № 11 – с сообщением о том, что священник церкви с. Б. Китяк Гавриил Макматов поместил в местной газете «Новая деревня» от 10 декабря 1929 года свое заявление об отречении от сана священника и от религии как дурмана. Постановили: «Применить в отношении свящ. Гавриила Макматова 62-е правило Св. Апостол, предусматривающее извержение из священного сана лиц, отрекающихся от своего священного звания, – и войти с соответствующим представление к Высшей Церковной Власти».

Дьякон Григорий Шубин, как следует из отчета владыки Алексия, был восстановлен в священном сане уже в 1930 году. Скорее всего, на него подействовало увещевание владыки, и дело не дошло до официального снятия сана через патриархию. Священник же Гавриил Макматов определением Патриархии от 27 февраля 1930 года был лишен священного сана.

В мае 1930 года бывший священник Гавриил Макматов подал прошение на имя владыки Алексия с просьбой восстановить его в сане, принося покаяние в том, что подал в сельсовет заявление об отказе от религии и сана священника. Владыка Алексий, войдя во все обстоятельства дела, счел возможным ходатайствовать о восстановлении отца Гавриила в сане. «Из отзыва Преосвященного Малмыжского, – сообщалось в письме из Патриархии, – следует, что Макматов ранее был примерным пастырем и миссионером, вполне владел черемисским языком и отличался глубокой религиозностью. В своем падении искренно кается и просит снисхождения, причем выход из духовного звания на основании газетной заметки (лишение сана) был для Макматова большой неожиданностью, в виду чего Преосвященный полагает возможным восстановить его в сане после соответствующей эпитимии и дать место в другом приходе».

Определением своим от 17 октября 1930 года митрополит Сергий постановил: «Предоставить Преосвященному Малмыжскому, по публичном покаянии, принять Макматова в состоянии запрещения и наложить на него годовую эпитимию – исполнение обязанностей псаломщика, причем если за это время он обнаружит пред Церковью искренность своего покаяния в совершенном им грехе, то Преосвященному войти с ходатайством о раз-решении ему священнослужения, в случае же нежелания Макматова подчиниться настоящему определению, определение от 27 февраля с. г. за № 27 оставить в силе». Спустя несколько лет отец Гавриил был восстановлен в сане священника.

Ходатайствовал владыка Алексий перед митрополитом Сергием и о восстановлении в священном сане бывшего священника Иоанна Пайкеева, дьяконов Илии Караваева и Аркадия Бердникова «в виду отсутствия кандидатов для замещения вакантных священнических мест и в виду их готовности понести всякую эпитимию за свой грех».

Определением от 10 июня 1930 года митрополит Сергий и временный при нем Патриарший Священный Синод постановили: «Предоставить преосвященному (Алексию) после того, как просители подадут ему написанные ими в газету свои отказы от первого заявления, с которых Преосвященный оставит у себя копии, а в газету или сельсовет пошлет подлинники, – по наложению эпитимии разрешить просителей в священнослужении».

11 марта 1931 года владыка Алексий пишет свой последний отчет на имя архиепископа Котельнического Евгения (Зернова), временно управляющего Вятской епархией:

«1. К 1/14 марта с. г. в Малмыжском викариатстве числится православных приходов, в церквах которых совершается Богослужение, 25. <…>, приходов с открытыми храмами, но без священников, за неимением кандидатов священства – 5, и приходов, в которых церкви их продолжают быть закрытыми – 9. <…>

2. Пожертвования на содержание Малмыжского епископа и на нужды Вятской епархии и Патриаршего Синода поступали в 1930 году и продолжают поступать только от тех церквей, где имеются священники и совершается богослужение. По унаследованному от Сарапульской епархии порядку, в Малмыжском викариатстве пожертвования поступают по два рубля в месяц с причта прихода на содержание Малмыжского епископа, и по одному рублю с причта – на содержание епархиального епископа. Причем эти пожертвования продолжают вносить церкви соответственно положенным по штату причтам, хотя бы в приходах двуштатных и свыше (т. е. Малмыжский собор, Рожки, Каксинвай, Дерюшево, Кильмезь, Тока-шур, Усады, Ст. Мултан, Б. Шурма, Аджим) остался и один только священник.

3. При отчете, представленном мною в Временный Вятский епархиальный совет, означены и препровождены в разное время лишь те пожертвования на нужды Вятской епархии, которые поступали на мое имя, а какие денежные пожертвования на этот предмет поступали Епархиальному совету или непосредственно Епархиальному архиерею от о.о. благочинных Малмыжского викариатства, – об этом я еще не получил сведений на посланные мною им напоминания.

От Сарапульской епархии унаследован Малмыжским викариатством также и порядок представления двухрублевых и рублевых взносов о.о. Благочинными непосредственно: первых – местному Малмыжскому, а вторых – Епархиальному архиерею.

4. В феврале месяце мною посланы о.о. Благочинным напоминания о недополученных рублевых взносах с причтов на нужды Вятской епархии за 1930 г. и о представлении их Временному Малмыжскому викариальному совету, заместителем председателя которого продолжает состоять настоятель Малмыжского собора протоиерей Михаил Двинянинов, который и имеет представить эти недополученные пожертвования Вашему Высокопреосвященству».

Указом Московской Патриархии от 11 февраля 1931 года Преосвященный Малмыжский Алексий (Орлов) был назначен епископом Енотаевским, временно управляющим Астраханской епархией. В своем рапорте на имя временно управляющего Вятской епархией архиепископа Евгения (Зернова) владыка сообщил: «Долгом почитаю настоящим уведомить, что во вторник – 4/17 марта я оставляю Малмыж и следую к месту моего нового служения в Астраханскую епархию епископом Енотаевским». Так что воспоминания А. И. Кузнецова о том, что епископ Алексий прибыл в Астрахань в сентябре 1930 года, являются ошибочными.

5 июня 1931 года владыка был назначен епископом Сызранским, а 24 августа того же года – епископом Омским.

В августе 1933 года возведен в сан архиепископа.

В 1935 г. епископ Алексий был арестован в Омске вместе со своими «единомышленниками из тихоновского духовенства»: священником Димитрием Топорниным, диаконом Петром Зайцевым и двумя мирянами. Повод к аресту в деле описывается следующим образом: «В связи с закрытием в г. Омске Знаменской церкви тихоновской ориентации архиепископ Орлов под видом своих именин созвал у себя на квартире нелегальное сборище сторонников, на котором выступал перед присутствовавшими с агитационной речью, призывая помолиться, чтобы избавить Церковь и страну от бед и напастей». На основании вышеизложенного было решено арестовать по данному делу ряд лиц и привлечь их к ответственности по ст. 58-10, 11 УК РСФСР...». Спустя месяц после ареста епископа Алексия список «контрреволюционеров» Омска пополнился именами священно-служителей о. Валериана Сапожникова, о. Петра Кузнецова и о. Стефана Шалыгина. Так в недрах НКВД было сформировано дело «контрреволюционной группы церковников-вредителей». На допросах владыка Алексий держался с достоинством, показал себя человеком честным, бесстрашным, полностью доверяющим своему ближайшему окружению. «Вина» же владыки, как явствует из материалов дела, состояла лишь в том, что он разъяснял пастве пагубность раскола и обновленчества, оказывал материальную помощь ссыльному и репрессированному духовенству, содействовал бежавшим из ссылки священнослужителям, беспокоился о материальных нуждах вверенной ему паствы. 25 октября 1935 года осужден ОСО при УНКВД СССР как «руководитель контрреволюционной группы» (по ст. 58-10,11). Приговор: 5 лет ссылки в Казахстан.

Владыку отправили в ссылку в Мирзоян, куда он прибыл 23 декабря 1936 года. Лишенный церковного богослужения, он иногда совершал требы, несмотря на запрет властей. Все это вменилось ему в вину, когда летом 1937 г. поднялась новая волна репрессий и епископ Алексий был привлечен по делу мифического «контрреволюционного центра Южно-Казахстанской области», якобы возглавлявшегося митрополитами Кириллом (Смирновым), Иосифом (Петровых) и другими ссыльными архиереями. Владыку Алексия арестовали одним из первых, 15 мая 1937 года, обвинив его в организации новых «контрреволюционных ячеек» и т. п. На допросах святитель не отрицал своей церковной деятельности, но все обвинения политического характера неизменно опровергал: «Никакой антисоветской деятельностью я не занимался... Виновным себя не признаю ни в чем».

1937, 26 августа – осужден тройкой при УНКВД СССР по Южно-Казахстанской обл. (по ст. 58-10,11). Приговорен к расстрелу.

1937, 4 сентября владыка был расстрелян и захоронен в Лисьей балке близ г. Чимкента.

Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 г. причислен к лику святых.