Рафаил (Шейченко) (1891 - 1957), иеромонах, преподобноисповедник
Память 6 июня, 9 июня - обретение мощей в 2005 г. (РПЦЗ), в Соборе новомучеников и исповедников Церкви Русской, в Соборе Вятских святых и в Соборе всех святых, в Оптиной пустыни просиявших

В миру Шейченко Родион Иванович, родился в 1891 году в слободе Великая Михайловка Новооскольского уезда Курской губернии (ныне село Великомихайловка Новооскольского района Белгородской области) в семье малороссийского крестьянина, занимав­шегося сапожным ремеслом и переплетным делом.

В 1906 году окончил церковно-приходскую школу и поступил в земское училище, в котором проучился три года, и затем работал, как и отец, сапожником. В 1913 году он был призван в армию и здесь окончил военно-ветеринарную фельдшерскую школу; ему было присвоено звание унтер-офицера, и он был отправлен в 6-й уланский Волынский полк, где прослу­жил до демобилизации в 1918 году. Вернувшись с фронта, Родион попрощался со всеми своими домашними и отправился в Оптину пустынь, где уже не один раз бывал до того паломником и трудником.

Послушник Оптиной пустыни

26 августа 1918 года был принят в число послушников Оптиной пустыни. В монастыре он нес послушания ветеринарного фельдшера и клиросное.

Советская власть преобразовала монастырь в племенное хозяйство, но при этом братия осталась на месте, и ей не запретили совершать уставное монастырское богослужение. В племенном хозяйстве Родион продолжал трудиться в качестве ветеринарного фельдшера.

В 1923 г. Оптину закрыли окончательно. Монахи поселились в городе Козельске на частных квартирах. Послушник Родион стал зарабатывать на жизнь сапожным ремеслом.

Монах

В 1928 году пострижен в монашество с именем в честь архистратига Божия Рафаила оптинским иеромонахом Макарием на его квартире по благо­словению епископа Малоярославецкого, викария Калужской епар­хии, Стефана (Виноградова).

Архидиакон

В том же году рукоположен во иеродиакона и возвел в сан архидиакона епископом Мосальским, викарием Калужской епархии, Германом (Вейнбергом).
Десять месяцев отец Рафаил пробыл при епископе в качестве келейника и архидиакона на архиерейских службах. В 1929 году епископ Герман был назначен на самостоятельную кафедру; ему понравился ревностный оптинский монах, и он стал уговаривать его отправиться с ним в Алма-Ату, но отец Рафаил был уже крепко была привязан к Оптиной и отказался.

В 1929 году вернулся в Козельск и поступил служить в Георгиевскую церковь.

С февраля 1930 г. иеродиаконом не служил по состоянию здоровья (по другим данным, в феврале 1930 года он был принудительно мобилизован на лесозаготовки), жил на средства от продажи вещей, на помощь своего брата (в 1930 г. у него было три брата) и монашеского братства. Проживал вместе с иеромонахом Макарием (Чиликиным).

Первый арест

9 июня 1930 г. в Козельске произошли крестьянские волнения, вызванные грубыми действиями милиции. Волнения закончились мирно, но власти воспользовались случившимся и обвинили в подготовке и организации возмущения ту часть народа, которую они считали наиболее развитой, сознательной и могущей выработать и пере­дать другим свое суждение об окружающей действительности – монахов, торговцев и независимых зажиточных крестьян. Спустя два с половиной месяца после расследования ОГПУ приступило к арестам потенциальных врагов. Были арестованы все оставшиеся в Козельске монахи Оптиной Пустыни.

18 августа 1930 года арестовали о. Рафаила. Он проходил по групповому делу "Дело архимандрита Оптиной Пустыни Пантелеимона (Аржаных) и др., Калужская о., г.Козельск, 1930г.", был обвинен в "организованной контрреволюционной деятельности, антисоветской агитации, организация и непосредственном участии в массовых беспорядках (базарные выступления 9 июня 1930 г. в Козельске)".

2 сентября на допросе он сказал:

«Виновным себя не признаю... Ни в какой контрреволюционной группе не состоял и работы, направленной против советской власти, не вел... Руководство духовной жизнью братства шло путем исповеди духовников. На базаре... на Духов день в городе Козельске я не был, находился дома и поэтому, что было на базаре, не знаю, да и как общее правило на базары я не хожу. Бывших торговцев, арестованных и находящихся со мной под стражей, знаю всех; как житель города Козельска, иногда с ними встречался, но в их домах я не был...»

Были допрошены свидетели, и в частности хозяйка квартиры, где жил архидиакон Рафаил; она показала: «Из бесед с Рафаилом знаю, что последний является ярым, закоренелым монахом с при­сущими им старыми взглядами».

В октябре 1930 года следствие было закончено и составлено об­винительное заключение, в котором говорилось:

«В августе 1930 года Сухиническим... ОГПУ в городе Козельске... было выявлено нали­чие монашеско-монархической контрреволюционной группы, охватывающей своим влиянием как население города, так и смеж­ных деревень. Было известно, что контрреволюционная группа ставит перед собой задачи непосредственной борьбы с советской властью и рес­таврацию монархического строя...»

27 ноября того же года тройкой при ПП ОГПУ по Западной обл. приговорен к 10 годам лагерей.

Он был отправлен в Вишерский исправительно-трудовой лагерь, располагавшийся в посел­ке Виажиха Уральской области (ныне город Красновишерск Пермской области).

В 1934 году был переведен в исправительно-трудовой лагерь в город Дмитров Московской области; здесь он работал ветеринарным фельдшером при животноводческой ферме совхоза «Ермолино». Ферма зани­малась свиноводством; жил отец Рафаил в одном из пустых заго­нов для свиней и от великого недостатка в пище питался тем, что давалось свиньям.

Находясь в лагере, отец Рафаил не скрывал своей веры, ему во вре­мя свидания передали Евангелие, молитвослов, икону, а поскольку жил он в свинарнике отдельно, то и мог беспрепятственно молить­ся, приглашая иногда к себе некоторых из заключенных собратий. Он был в дружеских отношениях со многими своими соузниками, к нему довольно часто приезжали монахини Шамординского монас­тыря и знакомые из Козельска. По своему служебному положению он мог беспрепятственно ходить по поселку. Летом однажды он шел со знакомой, приехавшей к нему на свидание. Навстречу им шла группа заключенных уголовниц, возвращавшихся с работы. Порав­нявшись с отцом Рафаилом и его спутницей, они смиренно покло­нились ему и поприветствовали: «Здравствуйте, батюшка!»

Из лагеря отец Рафаил писал знакомым; некоторые письма не доходили до адресатов – они забирались оперуполномоченным НКВД, который в конце концов счел, что оптинский монах ведет слишком активную религиозную жизнь, и принялся собирать материалы для его ареста.

Арест в лагере

21 июня 1936 года оперуполномоченный Дмитлага НКВД напра­вил рапорт начальнику 3-го отделения, в котором писал: «Доношу, что зека Шейченко... на протяжении продолжительного времени ведет контрреволюционную агитацию. Прошу Вашего распоряже­ния о привлечении его к уголовной ответственности...»

В тот же день у отца Рафаила был произведен обыск и отрывки из писем и стихи, найденные у него, были представлены как веще­ственные доказательства преступления против государства, кото­рые он пытался будто бы скрыть, имея намерение передать их на сохранение соузнику.

– Скажите, Шейченко, были ли вы в квартире у Белова и сколько раз? — спросил его следователь.
– У Белова в квартире я был два раза: первый раз он меня при­гласил посмотреть больную его ногу, и второй раз, когда я услы­шал, что меня хотят арестовать, я носил ему свою корзину с бельем на сохранение, но он не взял.
– Скажите, Шейченко, вы просили Белова спрятать какие-то секретные документы и откуда они у вас появились?
– Белова я никогда не просил спрятать какие-то документы, и их у меня никогда не было.
– Скажите, Шейченко, что же вы прятали у Белова в квартире?
– Прятал я только Евангелие, молитвенник и крест, какой-либо переписки я не прятал; прятал я потому, что я думал, что у меня будет обыск и меня арестуют.
– Скажите, Шейченко, что вы говорили 2 мая... когда вы сидели в совхозе на лавочке?
– Я говорил, что сейчас старый украинский язык резко изменился, ибо в украинский язык и литературу много внесли из Галиции, и теперь его трудно понять. Раньше же украинский язык был гораздо легче и свободнее, чем теперь.
– Скажите, Шейченко, признаете ли вы себя виновным в предъявленном вам обвинении?
– В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю и по существу дела показываю, что я никогда нигде не вел контр­революционной агитации.

13 сентября 1936 года состоялось закрытое заседание Московского областного суда по делам Дмитлага НКВД в составе председа­тельствующего, двух членов суда и секретаря; суд в приговоре за­писал:

«Виновным себя подсудимый не признал, но преступление доказано как материалами дела, так и свидетельскими показаниями, а потому суд, учитывая личность подсудимого и условия лагерной обстановки... приговорил... к лишению свободы сроком на шесть... лет, с поражением в правах на пять лет и направлением для дальнейшего отбывания в отдаленные северные лагеря» [5].
Архидиакон Рафаил был отправлен сначала в город Мурманск, а через четыре года переведен в Усольлаг в городе Соликамске Пермской области.

Козельский иеромонах

18 ноября 1943 года отец Рафаил был освобожден из заключе­ния по инвалидности, но ему не разрешили жить в Козельске, и он поселился в городе Кирсанове Тамбовской области у верующей старушки; здесь он прожил около полугода, когда хорошо знавшие его люди стали настойчиво приглашать его в Козельск, и он переехал туда в апреле 1944 года.

1 октября 1944 года рукоположен во иеромонаха митрополитом Крутицким Николаем (Ярушевичем) в Успенской, что в Гончарах, церкви в Москве, и назначен, согласно просьбе двадцатки, настоятелем Благовещенской церкви в городе Козельске.

Храм Благовещения, как и многие другие, был сильно поврежден, и отец Рафаил, тратя много сил на его восстановление, стал служить в наскоро отремонтирован­ном приделе. Поскольку строительную технику достать тогда было невозможно по недружелюбству властей, то строить прихо­дилось вручную. К 1949 году храм усилиями отца Рафаила и при­хожан был почти восстановлен и в храме поставлен иконостас.

Отец Рафаил помогал многим нуждающимся; в Козельск из ссылок и лагерей стали в то время возвращаться шамординские монахини; многие из них стали немощны, и отец Рафаил старался их жизнь обустроить. Дверь его кельи была открыта для всех.

В Благовещенском храме также с 1944 года служил иером. Никон (Воробьев), между ним и о. Рафаилом произошел конфликт, в результате которого еп. Онисифор (Пономарев) запретил о. Никона в священнослужении, затем о. Никон был переведен в г. Белев. Впоследствии подвижники вполне примирились, обменявшись письмами.

В апреле 1948 года в Благовещенский храм в Козельске был назначен священником Сергей Георгиевич Шумилин. Его дея­тельность была непосредственно связана с деятельностью архиепископа Василия (Ратмирова) [6]. После перевода Сергея Георгиевича в Благо­вещенский храм, многие прихожане стали опасаться, считая его сотрудником органов госбезопасности.

26 октября 1948 года Министерство государственной безо­пасности и Генеральная прокуратура приняли директиву об аресте возвратившихся из заключения священнослужителей, если те продолжали вести активную церковную деятельность. С этого времени установилась особенно тщательная слежка за отцом Рафаилом: слушались его проповеди, обращалось внимание на всю его строительную, благотворительную и духовническую де­ятельность; его стали часто вызывать в местное отделение МГБ. Агентом был его сослуживец по храму, и посему вся деятель­ность отца Рафаила освещалась перед МГБ подробнейшим образом.

В 1940-х годах безбожники по образцу 1930-х стали произвольно увеличивать налоги на храмы, и в начале 1948 года иеромонах Рафаил, церковный староста и помощница старосты направили уполномо­ченному Совета по делам Русской Православной Церкви по Калуж­ской области жалобу на непосильность этих налогов. Жалоба была переслана в финансовый отдел Калужской области, который, одна­ко, признал сумму налогов справедливой и жалобу отклонил. В том же году священник, староста и помощница старосты направили уполномоченному еще четыре жалобы на неправильное обложение налогами, но и на этот раз их жалобы были отклонены.

На третий день Пасхи 1948 года отца Рафаила вызвали в Козель­ское отделение МВД. Он полагал, что его вызывают по поводу произнесенных им проповедей, но услышал там, что «он не имеет права ходить по домам по приглашению верующих в праздник Пасхи, в престольные праздники», ему было поставлено также на вид, что он незаконно совершает похороны, сопровождая погре­бальные процессии до кладбища.

Весной 1949 года староста Благовещенской церкви, Наталья Александрова, стала жаловаться властям, что отец Рафаил отстра­нил ее от свечного ящика, поручив им заниматься монахине, причем предыдущему старосте, мужчине, платили больше, а когда она попыталась добиться повышения зарплаты, отец Рафаил ей на это ответил, что мужчине-старосте, да еще дельному, он бы и еще больше платил. Об этой жалобе ста­ло известно приходу, причем верующие были убеждены, что это не кто иной, как священник Сергий Шумилин, убедил Наталью жа­ловаться уполномоченному.

Арест в Калуге

Телеграммой от 9 июля 1949 года отец Рафаил был вызван к уполномоченному по делам Русской Православной Церкви в Калугу. 11 июля он вошел в кабинет уполномоченного и здесь был аресто­ван и затем заключен в калужскую тюрьму; в доме священника, в Козельске, в тот же день был произведен обыск. После ареста отца Рафаила Сергей Георгиевич Шумилин был назначен настоятелем Благовещенской церкви; одним из первых его действий стало увольнение старосты Натальи, которой он заявил, что, по сведениям уполномоченного по делам Русской Православной Церкви по Калужской области, она «посадила настоятеля Шейченко, – нам такие старосты не нужны...».

Допросы отца Рафаила начались сразу же после ареста; сотруд­ники МГБ рассчитывали ошеломить его внезапностью и добиться от него поспешных и неосторожных ответов:

– Расскажите, с кем вы поддерживали письменную или другого характера связь? – спросил его следователь.
– Многих лиц, которые мне писали, я не знаю фамилий, так как эти лица обращались ко мне только за духовными наставле­ниями, каялись в грехах, а также интересовались состоянием... монастыря Оптина пустынь. Я в свою очередь, по долгу своего служебного положения и звания священнослужителя, давал пись­менные ответы.
– В марте 1949 года вы у себя в квартире среди окружающих говорили о государственных платежах, с враждебных позиций истолковывая политику советской власти по отношению к духо­венству, утверждали об отсутствии демократических свобод в Советском Союзе и допускали клеветнические выпады по адресу Патриарха. Так было?
– Весной 1949 года, примерно в марте, священник церкви села Нижние Прыски, вернувшись из Калуги, зашел ко мне на кварти­ру вместе со старостой этой же церкви, фамилий их не помню. Священник по имени Матвей хотел снова ехать в Калугу и разо­браться в части налогообложения. Я спросил... был ли он в Калуге и обращался ли к епископу по поводу налогообложения, а также обращался ли он к благочинному... и уполномоченному по делам Церкви при Калужском облисполкоме. Священник... мне пояс­нил, что якобы епископ, благочинный, а также и уполномочен­ный ничего определенного, существенного по этому вопросу ему не сказали. После этого я сказал, что я также обращался по поводу налогообложения к уполномоченному по делам Церкви... он ни­каких решительных мер не принял по существу моего заявления, также не было принято мер по моему заявлению со стороны благо­чинного и епископа. Затем я заявил, что к кому же нам обращаться и от кого нам ждать помощи, если наше начальство равнодушно к нашим просьбам. Я священнику Матвею сказал, что уполномочен­ный по делам Церкви, благочинный, тем более епископ, если бы они пошли в областной финансовый отдел, то могли бы сделать очень многое в нашу пользу. Это высказывание мое поддержал и священник Матвей. Однако присутствовавший при нашем разгово­ре священник Сергей Шумилин заявил, что «это не дело епископа». На что я ответил: «В чем же тогда заключается управление, руко­водство епархией, духовенством, разве только что разъезжать и служить в митрах?..» О Патриархе в это время никакого разговора не было. Я также не говорил об отсутствии демократических сво­бод в Советском Союзе.
– Следствием установлен ряд фактов антисоветской работы, проводимой вами: вы, обращаясь к верующим за денежной по­мощью, клеветали на мероприятия коммунистической партии и советского правительства. Так ведь было?
– Весной 1949 года я обращался к верующим и говорил, что на нас, священников, наложен налог непосильный, который мы не в состоянии уплатить из тех доходов, которые имеем. Если не сокра­тят эти налоги, то, возможно, придется отказаться от службы. Я-то один, а у отца Сергия все-таки семья. Церковный совет должен помочь нам, так как ему известно, что у нас доходы не такие, как об этом доносят в районный финансовый отдел.
– Вы утверждали, что государство церковь закроет и имущество священников будет распродано?
– Этого я не говорил. Я заявлял, что церковный совет должен разоблачить злостных доносчиков и клеветников, которые ходят в церковь и по злобе доносят на нас в финансовые органы, тогда как в действительности мы не имеем таких доходов, о которых донесе­но в районный финансовый отдел. Антисоветского содержания в моих высказываниях не было.
– Следствию известно, что вы в одной из своих проповедей о древних философах утверждали, что в настоящее время нет таких талантливых ученых, какие были раньше. Отсутствие талантливых ученых в настоящее время вы объясняли тем обстоятельством, что сейчас ученые не верят в Бога. Это было?
– Я говорил в проповеди о Василии Великом, Иоанне Златоусте и Григории Богослове. Все трое были дети знатных и богатых ро­дителей. Получили в то время классическое высшее образование... Несмотря на свой знатный род, богатство, славу и любовь окружа­ющих, они проводили высоконравственную, целомудренную жизнь, не предавались языческим игрищам и разврату. Они, по их словам, знали только две дороги: одну дорогу в храм, а другую в училище. Закончив образование, они вступили на путь служения Богу, несмотря на то, что им открывалась широкая дорога по светской карьере. Поэтому они явились великими светильниками веры Христовой, имя их будет чтиться во все века до скончания мира. Достаточно того, что Василий называется Великим по своей вере и благочестию, велик он был по уму, по образованию, по стойкости церковной как архипастырь. Слово «Златоуст» усвоено Иоанну как непревзойденному оратору Церкви древних веков и до настоящих дней. В части Григория Богослова я говорил, что он проник своим благодатным великим умом в тайны богословия, богословствуя о Святой Троице. Обращаясь к верующим, я гово­рил, что возвела этих святых на высоту духовную благочестивая жизнь их семей, высоконравственная и целомудренная. Я призы­вал родителей, чтобы они служили примером для своих детей, как родители Василия Великого, Иоанна Златоуста и Григория Богослова. Я утверждаю, что с моей стороны не делалось никаких сравнений с советской действительностью, с советскими учены­ми тех ученых, о которых я говорил в проповедях.

После допросов свидетелей были проведены очные ставки с ними отца Рафаила.

– Рафаил Шейченко, будучи священником в Козельской церкви, читая верующим проповеди, уклонялся от религиозного писания, говорил то, чего нет в религиозном писании, – заявил во время очной ставки свидетель. – Он увлекался проповедями. Примерно в июле 1948 года в моем присутствии Шейченко проповедовал об иконе «Троеручица». Говоря о том, что Иоанн поль­зовался большим авторитетом у калифа и являлся хорошим, чест­ным человеком, Шейченко заявил, что Иоанн одевался в богатую одежду, чего мы сейчас не можем себе представить и не имеем возможности посмотреть. Иоанн жил в необыкновенных домах, какие сейчас не смогут построить, несмотря на то, что мы кичим­ся своей стройкой. В сентябре 1948 года Шейченко рассказывал о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии; в конце своей проповеди он заявил: «Несмотря ни на какие мучения, ни сёстры, ни мать от Христа не отказались, сколько их ни уговарива­ли и чего им ни предлагали в смысле материального обеспечения. А в настоящее время, какие вы стали христиане? – за любые пус­тяки откажетесь от Бога. Если вам дадут лепешку белого хлеба и пол-литра масла, то вы откажетесь от Бога. Иная мать скажет своей дочери: "Ну, дочка, теперь время такое, ты молода, тебе надо жить"».
– Вы подтверждаете показания свидетеля? – спросил отца Рафаила следователь.
– В июле 1948 года я действительно говорил проповедь об ико­не «Троеручица», однако свидетель об этом факте показывает не совсем точно. В своей проповеди, о содержании которой я показал на предыдущих допросах, мною мысль проводилась та, что Иоанн Дамаскин, несмотря на то, что был окружен восточной роскошью и пользовался любовью калифа, отказался от всего, пошел в монастырь, чем проявил необыкновенную любовь к Богу и мужест­во. Что касается стройки, то я говорил, что, несмотря на то, что у нас гигантская стройка, такой восточной роскоши мы не пред­ставляем. В сентябре 1948 года я говорил проповедь о мученицах Вере, Надежде, Любови и их матери Софии. В конце своей пропо­веди я заявил, что ни сёстры, ни мать от Христа не отказались, несмотря ни на какие мучения. Я говорил: «Какое было мужество, какая вера, а сейчас у нас вера оскудела, нет такого мужества; мы сейчас от веры откажемся за кусок хлеба и литр масла».

Другая свидетельница на очной ставке сказала:

– В марте 1949 года Шейченко с амвона Козельской церкви выступил перед верующими и заявил, что на церковь и священни­ков наложен непосильный налог... в связи с чем могут закрыть церковь; в отдельных местах церкви уже закрываются. В это время какая-то женщина крикнула: «Терпите, батюшка, на нас тоже на­кладывают большие налоги». В это же время Шейченко говорил: «Чтобы выплатить налог, может быть, придется продать свое иму­щество». В мае 1949 года говорил в своей проповеди о том, что нет дождя, потому что погрешили перед Богом, мало молимся, не каемся, поэтому и живем плохо... Шейченко говорил верующим, что когда сыпались бомбы, то все крестились и молились, а как самолеты улетели, так и про Бога забыли.
– Показания свидетеля в этой части вы подтверждаете? – спро­сил священника следователь.
– В части налогов я говорил верующим, что на нас, священни­ков, наложен непосильный налог, и выплатить мы его не сумеем, а поэтому возможно придется отказаться от службы. Если мы, свя­щенники, откажемся от службы, то церковь могут закрыть. В от­дельных местах, в частности в Малоярославце, церковь закрыли, так как священник отказался от службы вследствие непосильных налогов. Я призывал церковный совет разоблачить клеветников и доносчиков, так как некоторые лица ходят в церковь, а потом до­носят на нас в районный финансовый отдел о таких доходах, кото­рых в действительности у нас нет. Я также говорил, что у священ­ника Сергия семья, поэтому ему будет трудно уплатить такие налоги. Что касается продажи имущества, то я об этом ничего не говорил. Я призывал верующих служить молебен о дожде... Не отри­цаю, что я говорил верующим о том, что все бедствия нам даются вследствие того, что мы мало молимся, вера у нас в Бога оскудела, много грешим и не каемся, поэтому плохо живем.

12 сентября было составлено обвинительное заключение. Отца Рафаила обвинили в том, что он,

«будучи враждебно настроен к существующему в СССР общественному и государственному строю, с церковного амвона... и в беседах... проводил антисовет­скую агитацию. Принимая во внимание, что Шейченко... среди отсталых верующих и монашеского элемента пользуется большим авторитетом, что во время судебного следствия по его делу может вызвать большое и нежелательное скопление верующих у здания суда и возможность провокационных разговоров... с их стороны, поэтому следственное дело... по обвинению Шейченко направить на рассмотрение Особого Совещания при МГБ СССР».

12 ноября 1949 года Особое Совещание приговорило отца Рафа­ила к десяти годам заключения в исправительно-трудовой лагерь; 26 ноября ему было выписано направление в Вятлаг.

Уже в лагере о. Рафаил получил покаянное письмо от Натальи Александровны. В своих письмах из лагеря о.Рафаил умолял своих духовных чад "простить Наташу" и сам ей писал:

«Мир и спасение от Господа – скор­бящей душе твоей, чадо мое Наталия!..

Винить... тебя всецело в предательстве — я этого не мог и не могу допустить в мысли, а по женской немощи болтнуть где-либо и кому-либо — это и ты отрицать не станешь. И ты прекрасно зна­ешь, что в своих корыстных целях, с тонким слащавым подходом отец Сергий все наматывал себе на ус. Но Бог с ним и со всеми! Я усматриваю в этом только волю Божию и Его святой Промысл, ведущий меня сим путем Голгофским не с митрой на главе и златым крестом на груди, а с тернием на главе, с крестом на плечах...

Искренне в душе простив тебя, отца Сергия и всех-всех, кто явился в этом, так сказать, "орудием" исполнения этой воли Божией, считаю всех не только не врагами, а даже благодетелями спасения моего. Простил еще 11 июля 1949 года. Прощаю и теперь, спасе­ния душ их желая, взирая на Сына Божия, висящего на Кресте Голгофском и в предсмертных Своих тяжких страданиях взывав­шего в молитве к Отцу Своему за врагов Своих: "Боже, прости им – не ведят бо, что творят!" [Лк. 23, 34]...

Умоляю: не скорби паче меры, а особенно Боже упаси тебя унывать, ибо уныние есть смерть души... Обо мне не скорби, а мо­лись. Ничего не жалею... ничего не желаю, кроме: да укрепит мя Господь, даруя христианскую кончину живота моего и добрый ответ душе моей на Страшном Суде Его! А где это совершится и как, где лягут мои кости – весть Господь, и да будет на это Его святая воля. Ему слава за все, за все и во веки!!! Митры, кресты драгие и славу суетную оставлю честолюбцам.

Земно тебе и всем-всем, даже и ненавидящим мя, купно с отцом Сергием, – кланяюсь, прошу прощения грехов моих вольных и невольных. Господь Бог да простит и всех вас, спасения душам вашим даруя...»

16 ноября 1953 года бывшая староста Наталья Александрова направила заявление в Верховный Совет:

«Прошу Верховный Совет ответить на заявление православных ве­рующих города Козельска Калужской области... Просим вашего ходатайства освободить нашего священника Шейченко Родиона Ивановича по старости, ему шестьдесят три года, инвалид. Со сто­роны областного уполномоченного... нанесена на него ложь и клевета, я подтверждаю своей подписью, а если потребуется, я все могу объяснить».

Все хлопоты верующих об освобождении отца Рафаила оста­лись бесплодными. 30 августа 1954 года Центральная Комиссия по пересмотру дел на лиц, осужденных за контрреволюционные преступления, содержащихся в лагерях, колониях и тюрьмах МВД СССР и находящихся в ссылке на поселении, оставила приговор в силе, отказав просителям, так как, несмотря на репрессии, священник не отказался от своих религиозных убеждений и в слу­чае досрочного освобождения намеревался заняться активной церковной деятельностью.

Служение в Козельске

Отец Рафаил был освобожден только в 1955 году, после того, как началось массовое освобождение репрессированных заключенных.

5 октября 1955 года епископ Калужский Онисифор (Пономарев) назначил иеромонаха Рафаила вторым священни­ком в Благовещенскую церковь в Козельске, где настоятелем оста­вался Сергий Шумилин.

Иеромонах Рафаил старался служить в Благовещенском храме как можно чаще и никому не отказывал в исполнении треб, хотя это было порой для него физически крайне утомительно, особенно когда приходилось в дни ненастья ходить на кладбище и служить по заказу родственников почивших панихиды; он безотказно принимал страждущих, духовно изголодавшихся в обезбоженном мире людей, которые в конце концов стали съезжаться к нему со всей страны.

Кончина

Весна 1957 года выдалась холодная и затяжная. Хотя отец Рафаил чувствовал себя физически нездоровым, он нудил себя часто слу­жить и принимал всех приходящих. В Троицкую родительскую субботу, 8 июня, он дотемна служил панихиды на кладбище. Вече­ром, когда отец Рафаил вернулся домой, стало ясно, что он болен воспалением легких.

По свидетельству Елизаветы Булгаковой, духовной дочери протоиерея Сергия Мечева, которой случилось быть в то время у о. Рафаила, на ее предложение позвать врача ей ответили реши­тельным отказом, так как многие были убеждены, что советский врач не только не будет лечить священника, но обязательно ему навредит.

Затем у о. Рафаила случился инсульт, у него парали­зовало правую сторону тела и отнялась речь, его состояние быстро ухудшалось. Настоятель Сергий Шумилин причастил и пособоровал его.

Елизавете вообще запретили посещать отца Рафаила, распространив слух, что она приехала будто бы похитить какие-то ценные вещи. Елизавета отправилась к иеромонаху Мелетию (Бармину), чтобы тот благословил позвать к отцу Рафаилу хорошего врача, но тот ответил, что ничего нельзя сделать без благословения насто­ятеля Сергия Шумилина. Она обратилась к отцу Сергию, но тот тянул и откладывал столько, что всякая врачебная помощь стала уже запоздалой.

Иеромонах Рафаил скончался 19 июня 1957 года. Погребен на старом кладбище в городе Козельске. Гроб с его телом почти в течение целого дня двигался от дома до кладбища, столько людей хотело проститься со старцем, для многих он был благотворителем, помощником и молитвенником.

17 мая 1989 года он был реабилитирован и.о. прокурора Калужской области по 1930 году репрессий.

22 июня 2005 года, по благословению патриарха Алексия II, были обретены мощи преподобноисповедника Рафаила, ныне находящиеся в Преображенском храме Оптиной пустыни.

Синодальным постановлением 11 апреля 2006 года иером. Рафаил (Шейченко) причислен к лику новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания.

"Древо" - открытая православная энциклопедия